Малютку мурмявочку разбудили.Над Белолапой склонилась мама.
— Белолапка, — тихо зашептала
она, — послушай меня. Ты должна кое-что для меня сделать. Я
прошу тебя сберечь брата и сестру. Ты поняла? Я прошу тебя сберечь Огонька и Молнию.
— Чего?-сонно моргнула Белолапка
— Пообещай мне, что позаботишься о них.-настойчиво прошептала её мама
— Но...
—Белалапка, умоляю! Просто пообещай!
— Я… я обещаю,мамочка.
Это случилось в сочельник. Целый день шел
снег.Малютка Белолапка ,как самой старшей, в этот вечер разрешили лечь спать позже Огонька и Молнии. Это означало, что даже после того, как разошлись
последние певцы, распевавшие песни о Ануэлле и её путешевствиях, Кейт все еще сидела с
родителями у камина, пила горячий шоколад, смотрела, как папа с мамой
обмениваются подарками — дети должны были получить свои только утром — и
чувствовала себя очень взрослой для своих четырех лет. Мама подарила
папе маленькую толстую книжку, с виду очень старую и потрепанную, но
страшно обрадовавшую папу, а он вручил маме медальон на золотой цепочке.
В медальоне была крошечная фотография детей — Кейт, двухлетнего Майкла и
маленькой Эммы. Потом, наконец, пришло время отправляться в кровать, и
Кейт еще полежала в темноте, счастливая и разомлевшая под теплым
одеялом, гадая, сможет ли она когда-нибудь уснуть, и тут ее вдруг резко
разбудили.
Дверь в ее комнату была распахнута, и в
свете, падавшем из коридора, мурмявка по имени Белолапка увидела, как ее мама быстро подняла
руки и расстегнула цепочку с медальоном. Наклонившись над постелью, она
приподняла её и защелкнула украшение у нее на шее. Девочка вдохнула
запах имбирных пряников, которые мама пекла накануне, почувствовала
щекочущее прикосновение ее волос, а потом что-то мокрое капнуло ей на
щеку, и чарочка поняла, что мама плачет.
— Помни, что мы с папой очень вас любим. И мы обязательно снова будем вместе. Обещаю.
Сердце быстро-быстро заколотилось в груди
у белоснежной мурмчвки, она открыла рот, приготовившись спросить, что происходит, но
тут в дверях появился незнакомый тасу. Он стоял спиной к свету,
поэтому бедняга Белолапа не могла видеть его лица, однако запомнила, что незнакомец
был высоким и худым, в длинном пальто и чем-то, похожем на очень мятую
шляпу.
— Пора, — сказал он.
С тех пор этот голос и образ — высокий тасу и его силуэт на фоне освещенного дверного проема — будут много лет
подряд преследовать Белопапу, ибо это был последний раз, когда она видела
свою мать и когда ее семья была вместе. Затем странный тасу произнес что-то
неразборчивое, и словно тяжелый занавес задернулся в голове у Белолапки,
скрыв стоявшего в дверях мужчину, свет, маму и все остальное. -Мам,подожди,а где моя нямочка?Где моя Орхидея?-это все что успела сказать Белолапа маме. ***
Завернув уснувшую девочку в одеяло, мурмявка взяла ее на руки, спустилась по лестнице следом за тасу и,
пройдя мимо гостиной, где в камине еще не погас огонь, вышла из дома в
холод и тьму.
Если бы Белолапка не уснула, она непременно
увидела бы, что ее отец стоит на снегу рядом со старой черной машиной,
держа на руках ее спящих брата и сестру, так же завернутых в теплые
одеяла. Высокий тасу открыл заднюю дверцу машины, и отец положил свою
ношу на сиденье, потом обернулся, взял Белолапку из рук жены и бережно
пристроил девочку рядом с сестрой и братом. Высокий тасу с тихим
хлопком закрыл дверцу.
— Ты уверен? — плача спросила высокая,стройная мурмявка с лиловыми глазами — Ты уверен, что это единственный выход?
Высокий тасу шагнул в свет уличного
фонаря и впервые за все это время стал хорошо виден. К слову сказать,
случайному прохожему его внешность вряд ли внушила бы доверие. Пальто
загадочного незнакомца было все в заплатах и с бахромой на манжетах, на
его старом твидовом костюме недоставало пуговицы, белую рубашку пятнали
кляксы от чернил и табака, а галстук — пожалуй, самая странная деталь
всего костюма — был завязан не одним, а сразу двумя узлами, словно
одевавшийся не был точно уверен, справился ли он с этим элементом
туалета, и вместо того, чтобы посмотреть и проверить, просто завязал его
еще разок, для верности. Длинные седые космы торчали из-под шляпы
старика, а его брови огромными белоснежными рогами топорщились надо
лбом, свисая на гнутые-перегнутые и чиненые-перечиненные очки в
черепаховой оправе. Проще говоря, вид у загадочного посетителя был
такой, словно он одевался в разгар урагана, но, решив, будто все еще
выглядит излишне респектабельно, скатился кубарем с лестницы.
Но стоило вам затянуть ему в глаза, как
все менялось. Этим глазам не нужно было внешнее освещение, чтобы ярко
сиять в темной заснеженной ночи, а смотрели они с такой необычайной
энергией, добротой и пониманием, что заставляли забыть и о запятнанной
табаком и чернилами рубашке, и о заклеенных очках, и даже о дважды
завязанном галстуке. Ибо, посмотрев в эти глаза, вы ощутили бы
присутствие подлинной мудрости.
— Друзья мои, мы всегда знали, что этот день когда-нибудь настанет.
— Но что изменилось? — спросил отец
детей. — После Огненного водопада все было спокойно! А это было пять
лет тому назад! Что-то же должно было произойти?
Старик вздохнул.
— Сегодня вечером я отправился на встречу с Девоном Мак-Клеем.
— Но он не… он не может…
— Боюсь, что да. И поскольку мы не можем
знать, что он открыл им перед смертью, приходится предполагать самое
худшее. Мы должны исходить из того, что он рассказал им о детях.
Очень долго все молчали. Затем женщина разрыдалась в голос:
— Я сказала Белолпке, что мы снова будем вместе. Я солгала ей.
— Дорогая…
— Он не успокоится, пока не найдет их! Они никогда не будут в безопасности!
— Ты права, — очень тихо сказал старик. — Он не успокоится.
По-видимому, никому из присутствующих не требовалось пояснять, кто такой этот «он».
— Но есть один выход. И мы всегда о нем
знали. Нужно позволить детям вырасти. Исполнить свое предназначение… —
Старик вдруг резко замолчал.
Мама и папа Белолапы,Огонька и Молнии разом обернулись назад. Три темные
фигуры стояли в конце квартала и в упор смотрели на них. На улице вдруг
стало очень тихо, даже снежинки, казалось, зависли в воздухе.
— Они уже здесь, — сказал старик. — Они выследят детей. Исчезните. Я разыщу вас.
Не дожидаясь ответа родителей, старик
распахнул переднюю дверцу машины и сел за руль. Три фигуры молча шагнули
вперед. Когда мотор сипло раскашлялся, мурмяв и мурмявка попятились
обратно в дом. Несколько мгновений колеса беспомощно прокручивались в
снегу, но потом все-таки сцепились с мостовой, и машина рванула с места.
Фигуры бросились бежать, в мгновение ока они очутились возле мурмява и мурмявки, но даже не посмотрели в их сторону: их интересовала только
машина, буксовавшая и скользившая по заснеженной улице.
| 
